Возьми жизнь как точку отправления. Поставь на ней крест. И протянем вектор. На неопределенное количество координат. Это и будет конец нашей жизни. Если же мы протяним в плюс или минус бесконечность, он замкнется. А может и нет. На сколько закручена вселенная или можем ли мы тянуть вектор по земле? Мы тянем его в пространстве. И лучше - когда измерений 26. Так труднее представить себе всю широту перспектив.И соответственно мира как творенья)

---

с приветом от охранников

Если я пру 5 кило книг в заветном портфеле, обязательно ли на выходе заставлять меня их распаковывать? Я похожа на вора или террористку?



А книги тем не менее очень милы. И названия замечательны: средневековая литература, латынь и немецкий, немецкая литература в средние века, лучший цитатник, музыкальная энциклопедия (эпохи), книга-учебник: шведский язык, лирика романтизма, романтизм как течение в германии, фантом оперы (вообще не в кассу), современные секты, спиритуалитет и молодежь.



Вот из этого теста я буду себе мастерить мою итоговую работу по немецкому. Интересно, кто, найдя мой библиотечный чек, догадается о теме данной?

---

Ох уж эти философы.... Просвящение, ренессанс, новое время, средневековье...Хронологически не правильно, но перевертывает мою мировую картину с ног на голову. И зачем томко проходить всю теорию определения государства во все эпохи? К сожалению, чтобы знать историю, нужно быть и чуть-чуть политиком.

---

А я и не думала, что в литературе от эмпирического писателя до образцового - один шаг... Также и не подозревала то, что рассказчики могут рассматриваться не с одной, а как луковица с тонной перспектив, и ежели будет желание - можно запихнуть в полноценный текст хоть 100 рассказщиков, создавая этим полноценную луковицу.

Нужно ли знать основы литературной науки, чтобы писать?

Чтобы писать - нет. Чтобы научиться писать хорошо - нужно. Почему? Роль читателя в литературе очень важна, и ежели текст будет предназначен для прочтения, то заботится надо, в первую очередь, не о своих мемуарах жизни а именно.. ИМЕННО о влиянии такового на читателя.

---

все проблемы - от моей эмпиричности.

Она меня погубит.

---

Ахаханаврак

Эскимосские мифы-сказки

Сказки и мифы азиатских эскимосов





"Так было. Жили-были пять братьев с. отцом и матерью. Двое не вернулись с морской охоты, третий в тундру ушел и там пропал, а четвертый плавал в каяке и тоже потерялся. Остался один Ахаханаврак.



Однажды ночью делал Ахаханаврак каяк. Все уже сделал, осталось кожей обтянуть, да спать ему очень захотелось. По-шел в полог и лег. Проснулся на рассвете и будит отца. Встал отец, Ахаханаврак говорит ему:



- Обтяни мой каяк покрышкой!



А отец взял да, наоборот, и разрушил каяк сына. Запла-кал Ахаханаврак. Он был самый младший, и отец никуда не пускал его, потому что теперь он был единственный сын - другие-то ведь потерялись.



Вот ночью сделал себе Ахаханаврак новый каяк, обтянул его покрышкой и собрал потихоньку все отцовские гарпуны и поплавки. Затем спустил каяк на воду и начал грести. Как отъ-ехал от берега, густой туман опустился. А он все дальше гре-бет. Вскоре туман рассеялся, показался впереди большой утес. А на вершине утеса человек-великан сидит, ноги вниз свесил, ступни в воду опустил. Увидел великан человека, позвал его:



- Эй ты, иди сюда!



Ахаханаврак не ответил ему.



- Тогда я все море взволную, - сказал великан.



Стал ногами болтать, все море взволновал. Испугался Ахаханаврак и поплыл к великану. Подплыл, вылез из каяка и поднялся на гору. Великан и говорит ему:



- Давай поиграем в прятки!



Ахаханаврак ответил:



- Давай!



Великан сказал человеку:



- Ну, закрой глаза!



Закрыл Ахаханаврак глаза. Лег великан на спину, стал Ахаханаврак его искать: "Где же это он, куда делся?" Влез Ахаханаврак на живот великана и говорит:



- Как будто на живот похоже.

Слез с живота, великан сел и говорит:



- Вот он я!



Ахаханаврак сказал великану:



- А теперь ты закрой глаза!



Великан закрыл глаза, залез Ахаханаврак в голенище его торбаса. Еле-еле нашел его великан у себя за голенищем.



- А теперь давай мне свою печенку, я ее съем!



Ахаханаврак ответил:



- Подожди немножко, я только свой каяк уберу!



Пошел к каяку, по пути нерпу убил. Нерпичью печень и внутренности вынул. После этого свою кухлянку снял, на голое тело дождевик из моржовых кишок натянул и снова кухлянку надел. Спрятал у себя на животе нерпичьи внутренности с пе-ченью и пошел к великану. Великан сказал ему:



- Ложись на спину!



Ахаханаврак лег на спину и ждет. Вынул великан нож и разрезал ему живот. Показались нерпичья печенка, которую Ахаханаврак спрятал под дождевик. Великан подумал, что это печенка Ахаханаврака, и съел ее. Кончил есть и говорит:



- Очень твоя печенка на нерпичью похожа.



Ахаханаврак ответил:



- Уж такая у нас печенка, что нерпой пахнет. Ведь мы нерпу едим.



Затем сказал великану:



- Теперь ты на спину ложись!



Лег великан на спину, а человек вынул нож и разрезал великану живот. Затем проколол ножом сердце великана и убил его. Превратился великан в большую гору. Перестало море волноваться. Ахаханаврак пошел к своему каяку, сел и поплыл дальше.



Вскоре причалил он к острову, втащил на берег каяк, взял гарпуны с поплавками и пошел. Видит: впереди огонек горит. Остановился, слышит из подземелья крик тугныгака. Выскочил тугныгак из того места, где огонек светится, и говорит:



- Ахаханаврак, отдай мне твои кишки!



Отдал ему Ахаханаврак нерпичьи кишки. Тугныгак открыл свою пасть, а там до самых внутренностей огромные зубы ряд за рядом идут. Проглотил тугныгак кишки и исчез под землей. Скоро опять появился. Бросил Ахаханаврак ему нерпичьи лег-кие. Исчез тугныгак, снова появился и говорит:



- Ахаханаврак, отдай мне свое сердце!



Ахаханаврак ответил:



- Нет, сердце я тебе не отдам. Сердцем я живу. Сердце жизнь мне дает, ум дает!

Тугныгак сказал:



- Тогда я тебя съем!



Ахаханаврак ответил:



- Открывай рот!



И бросил гарпун в пасть тугныгака. Тугныгак исчез под землей и поплавок, привязанный к гарпуну, с собой утащил.



Видит Ахаханаврак: большая яранга. Вошел в полог, ока-зывается, тугныгак здесь больной лежит. Вытащил Ахаханав-рак охотничий нож и убил тугныгака. Сам сразу же вышел и побежал к каяку, сел в него и поехал домой. Приехал домой, а родные его не спят, беспокоятся, не знают, что с ним.



Ахаханаврак сказал им:



- Буду я жить до глубокой старости! Никаких тугныгаков не боюсь.

"

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Солнышко светит, тепло. Январь скоро уйдет. А у меня - хорошее настроение.

Жалко проводить такие сияющие дни за исследовательской работой, а ведь она совсем не ждет...

@музыка: Flёur

---

* X МАЛЬХУТ *







120





Но от чего я вовсе отчаиваюсь, это когда вижу неких бессмысленных и

глупых кумиропоклонников, которые... подражают изысканности культа

Египта; и ищут божество, о котором не имеют никоею понятия, в

извержениях, мертвых и неодухотворенных телах; тем самым они глумятся

не только над теми божественными, прозорливыми блюстителями, но также

и над нами; и чтo еще хуже, при этом торжествуют, видя, что их

безумные обычаи уважаются... Пусть не гнетет это тебя, Мом, сказала

Изида, потому что суждена роком превратность сумерек и света. Однако

худо то, ответил Мом, что они убеждены, что свет там, где они.



Джордано Бруно, Изгнание торжествующею зверя

Giordano Bruno, Spaccio della bestia trionfante, 3e



Я должен бы быть в покое. Я ведь понял. Ведь говорил же кто-то из этих,

что спасение наступает, когда достигнуто полное понимание?

Я все понял. И я должен бы быть в покое. Кто говорил, что покой

рождается из созерцания порядка, из порядка познанного, давшего радость,

реализованного без остатка, что это радость, триумф, прекращение усилия? Все

мне ясно, проадрачио, и око почиет на всем и "а каждой части, и видит, как

части споспешествуяот целому, и проимцавт сердцевину, где течет лимфа, где

дыхание, где корень всех "почему"...

Я должен бы быть изнурен покоем. Из окна кабинета дядюшки Карло я

смотрю на холмы и на край лунного диска, начинающего восход. Толстая спина

Брикко, более нежные хребты других гор, служащих ему фоном, рассказывают

историю медаленных сонливых ворочаний матери земли, которая, позевывая и

потягиваясь, лепила слоеные пироги "синеющих планов в угрюмом сиянии сотни

вулканов", этим стишкам Дзанеллы обучают в школе. Никакого глубинного

управления подземными токами. Земля периодически пробуждалась от спячки и

замещала одну поверхность другой. Где прежде щипали травку трилобиты,

диаманты. Где прежде почковались диаманты, лозы. Это логика морены, лавины,

провала. Смещения одного камушка довольно, случайности, чтобы камень

покатился ниже, оставил по себе пустоту (отсюда разговор о horror vacui!),

другой спешит заполнить пустое место, третий летит за ним. Все на

поверхности. Поверхности на поверхности на поверхности. Мудрость Земли.

Мудрость Лии. Пропасть - засасывание плоскости. Как можно обожать

засасывание?

Но почему-то от понимания покой ко мне не приходит. За что любить

Фатум, если он убивает тебя так же, как Провидение или Заговор Архонтов?

Может быть, я все еще не до конца все понял, мне не хватает связывающего

звена, интервала.

Где я читал, что в заключительное мгновенье, когда жизнь, поверхность

на поверхности, напитывается опытом, тебе все становится известно, и тайна и

власть и слава, и зачем ты рожден, и почему умираешь, и как все могло бы

произойти совершенно иначе? Ты умудрен. Но высшая мудрость, в это мгновение,

состоит в том, чтобы знать, что ты узнаешь все на свете слишком поздно. Все

становится понятно тогда, когда нечего понимать.

Я сейчас знаю, каковы Законы Царства, бедного, отчаявшегося,

расхристанного Мальхута, куда укрылась Мудрость, пробираючись ощупью, чтобы

отыскать свою утраченную ясность. Истина Мальхута, единственная истина,

сияющая в ночи сефирот, это та Мудрость, которая нагой открывается в

Мальхуте, и открывает, что ее тайна состоит в том, чтобы не бывать, если

только не на мгновенье, и вдобавок не на последнее. Потом за тобой начнут

Другие.

А с Другими и одержимцы, будут искать бездн, где укрывается тайна,

которая есть их безумие.

Между отрогами Брикко тянутся сотни борозд, сотни виноградных лоз. Я их

знаю, я помню множество подобных им в мои времена. Ни одна доктрина

нумерологии не доказала, карабкаются ли лозы вверх или слезают вниз. Между

бороздами, но только нужно ходить там босыми ногами, чуть замозолевшею

стопою, по привычке с самых малых лет, встречаются персиковые деревья. Эти

желтые персики, которые растут только между лозами, трескаются при нажатии

пальцем, и косточка сама вылетает со скрипеньем, чистейшая, как после

химической обработки, не считая толстеньких белых червячков мяса, держащихся

на каком-то атоме. Ты можешь есть эти плоды, почти что не ощущая

бархатистости кожи, от которой обычно пронизывает дрожь от языка до самого

паха. Некогда здесь паслись динозавры. Потом принадлежащая им поверхность

была накрыта другой поверхностью. И все же, как Бельбо в минуту, когда он

трубил перед строем, я, вкусываясь в такой персик, понимал все Царство и

съединялся с Оным. Все что впоследствии, одна хитроумность. Изобретай,

изобретай План, Казобон. Этот план изобретает кто попало, чтобы объяснить

динозавров и персики.

Я понял. И уверенность в том, что понимать было нечего, должна по идее

гарантировать мой покой и мой триумф. Однако я тут, понявший все на свете, а

Они за мной гонятся, полагая, что я обладаю откровением, которого они глухо

вожделеют. Недостаточно понять, если другие понять отказываются и продолжают

выведывать. Они меня ищут, наверное, они обнаружили мои следы в Париже,

знают, что я в этом доме, до сих пор хотят карту. И когда я скажу им, что

никакой карты нет, они ее хотеть не перестанут. Что и говорить, прав был

Бельбо, иди к чертовой матери, идиот несчастный, что ты хочешь, укокошить

меня? И все тут? Ну давай, но что карты-то нет, от меня ты не узнаешь,

каждый должен дойти своим умом до определенных вещей.

Очень больно мне думать, что я не увижу Лию и ребенка, мое Оно, моего

Джулио, мой Философский камень. Но камни умеют жить без нас. Может быть, он

как раз сейчас переживает свой Случай. Он нашел мячик, муравья, травинку, и

увидел в том, что нашел, бездну, а в бездне рай. Он тоже узнает это слишком

поздно. Это хорошо, это правильно. Пусть он проживает вот так, один, день

своей жизни. Дьявол. До чего же больно. Ну ладно, как только умру, я о нем

забуду.

Ночь глубока, я вылетел из Парижа сегодня утром, я оставил слишком

много следов. Они уже успели догадаться, где я укрываюсь. Скоро они будут

здесь. Хотел бы я успеть записать все то, что я передумал от сегодняшнего

обеда до сейчас. Но Они прочитают и выведут из написанного очередную мрачную

теорию и употребят очередную вечность на старания расшифровать тайный посыл,

который я якобы спрятал в рассказ своей истории. Этому невозможно верить,

скажут они, этот человек рассказывает только о том, как он нас дурачил. Нет,

возможно, он сам того не понимает, но Тайное посылает нам шифровки через его

злостную беспамятность.

Написал я или нет, неважно. Они все равно будут искать второй смысл,

даже в моем молчании. Так уж они сделаны. Они слепы к Откровению. Мальхут

есть Мальхут и все тут. Но попробуйте это им объяснить. У них нет веры.

Так уж лучше оставаться здесь, ждать, любоваться холмами. Они очень

красивые.

---

Йесод 118



Заговор, если он должен быть заговором, секретен. Должен быть секрет,

зная который, мы излечимся от фрустрации, потому что либо этот секрет

приведет нас к спасению, либо знание этого секрета для нас отождествляется

со спасением. Но существует ли столь сиятельный секрет?

Существует, при условии чтоб нам не знать его никогда. Разоблаченный,

он разочарует нас, и только.

Разве не говорил Алье о тяготении к

таинственности, переполнявшем собой эпоху Антонинов? А ведь как раз

незадолго до того явился некто, кто заявил о себе как о сынове Божием,

который воплотился и искупает грехи человеческого рода. Мало ли этого? И

обещал каждому спасение, достаточно только полюбить ближнего. Мало ли такой

тайны? И в приписке к завещанию сообщал еще, что любой, кто сумеет

произнести правильные слова в правильное время, сможет претворить кусок

хлеба и полстакана вина в плоть и кровь сына Божия и питаться тем, что

получит. Такая загадка не заслуживала бережного отношения? И побуждал отцов

церкви предположить, а впоследствии и провозгласить, что Господь

одновременно и един и тройствен, и что Дух нисходит от Отца и Сына, а вовсе

не Сын от Отца и Духа. Что это, фразочка для иликов1? И при всем при том эти

люди, у которых спасение было, можно сказать, протяни руку, do it yourself -

ноль внимания. Потому что: как так, больше нету секретов? Что за

разочарование. И ну снова истерически рыскать на быстроходных либурнах вдоль

и поперек по Средиземноморью, искать другого потаенного знания, для которого

все эти догмы, цена которым тридцать сребреников, выступали бы не более чем

внешним камуфляжем, незамысловатой басней для нищих духом, тайносмысленным

иероглифом, подмигиванием пневматикам. Тайна Божественной Троицы? Больно

плоско, должно же быть что-нибудь посерьезнее под этой тайной.

Кто-то, мне кажется Рубинштейн, когда его спросили, верует ли он в

Бога, сказал: - Ах, нет, я верю в нечто гораздо большее... - И сказал кто-то

другой (Честертон?): с тех пор как люди больше не веруют в Бога, это не

значит, что они не веруют ни во что, а значит, они веруют во все.

"Все" не означает "еще более" таинственный секрет. Нет "еще больших"

секретов, потому что как только они открываются, они становятся маленькими.

Есть только пустые секреты.

Тайны, которые ускользают. Секрет растения ятрышник состоит в том, что

оно означает тестикулы и оказывает на них действие, а тестикулы означают

знак зодиака, знак зодиака - иерархию ангелов, иерархия ангелов -

музыкальную гамму, гамма - связь между настроениями и так далее. Посвящение

- это значит познавать и никогда не останавливаться, очищать вселенную от

шелухи: представим себе бесконечную луковицу с центром повсюду, но не

имеющую нигде края поверхности, или же луковицу в виде ленты Мебиуса.

Настоящий посвященный - тот, кто знает, что самая сильная тайна - тайна

без содержания, ибо никакому врагу не удастся заставить его ее признать и ни

одному правоверному не удастся ее от него скрыть....

....На протяжении веков поиск этой тайны был для них цементирующим

средством - будь то в разгар отлучений от церкви, междуусобных войн или

боевых вылазок. Теперь они намерены ее познать. Две вещи приводили в ужас:

то, что тайна может просто разочаровать, и что когда ее узнают все, она уже

не будет тайной. Будет их концом.

---

Самые известные высказывания Буша, собранные Умберто Эко ("El Mundo", Испания)

Умберто Эко/ Umberto Eco, 20 февраля 2003

Над всей Землей дуют ветры войны, и наша судьба находится в руках самого влиятельного человека на планете: Джорджа У. Буша (George W. Bush). Сегодня, конечно же, никто не мечтает о том, чтобы нашими государствами, как мечтал Платон, управляли философы, но было бы, по крайней мере, неплохо, чтобы на их месте оказались бы люди со светлыми мыслями в голове.



Возможно, стоит зайти в Интернете на сайт www.bushisms.com, на котором собраны все самые знаменитые высказывания Буша. Среди них мне удалось обнаружить следующие фразы (без указания места и даты их произнесения):



«Если мы не начнем войну, то рискуем проиграть».



«Окружающей среде угрожает не загрязнение, а нечистота воды и воздуха».



А вот несколько обращений к журналистам:



«Стоило бы спросить того, кто мне задал вопрос. У меня не было возможности спросить того, кто мне задал вопрос. А о каком вопросе идет речь?». (Остин, Техас, 08.01.01).



«Полагаю, что если Вы действительно уверены в том, что говорите, мне будет гораздо легче ответить на Ваш вопрос. Я не могу ответить на ваш вопрос». (Рейнольдсбург, Огайо, 04.10.00).



«Женщина, которая знала, что у меня дислексия. Как она могла это знать, если я даже никогда не встречался с нею?». (Оранж, Калифорния, 15.09.00).



О политике:



«О незаконности действий нам необходимо говорить так, словно у нас ее нет». (20.05.96).



«Полагаю, что мы стоим на пути к еще большей свободе и демократии, с которого невозможно свернуть. Но все может измениться». (22.05.98).



«Я намерен сохранить исполнительную власть не только за собой, но и за моими предшественниками». (Вашингтон, 29.01.01).



«Мы готовы вести работу с обеими сторонами, чтобы снизить уровень террора до уровня, приемлемого для обеих сторон». (Вашингтон, 02.10.01).



«Я знаю, что у Вашингтона много амбиций. Это естественно. Но надеюсь, что те, кто преисполнен амбиций, осознают, что гораздо легче победить, если тебе сопутствует успех, чем поражение». (Из интервью Associated Press, 18.01.01).



«Самое великое достижение Америки - каждый должен голосовать». (Остин, 08.12.00).



«Мы хотим, чтобы каждый, кто может найти работу, был способен найти работу». (Программа «60 минут II», 05.12.00).



«Крайне важно понять, что существует гораздо больше торговых отношений, чем торговли». (Выступление на встрече глав правительств стран Америки в Квебек-Сити, 21.04.01).



Об образовании:



«Откровенно говоря, преподаватели - это единственная профессия, представители которой преподают нашим детям». (18.09.95).



«Я хочу, чтобы об администрации Буша говорили, что она ориентируется на результат, потому что я верю в результат, направленный на тотальную концентрацию внимания и энергии на обучение наших детей чтению, потому как наша образовательная система с вниманием относится к детям и их родителям, достаточно лишь взглянуть на эту систему, которая сделает из Америки такую страну, которую мы хотели бы видеть: страну, где люди умеют читать и ждать». (Вашингтон, 11.01.01).



«Система всеобщего образования является одной из основ нашей демократии. В конце концов, именно там американские дети учатся быть ответственными гражданами и получают все необходимые навыки, чтобы пользоваться всеми возможностями, которые предоставляет наше общество оппортунистов». (15.05.02).



О науке:



«Природный газ - полусферический. Мне нравится говорить о том, что он полусферичен в природе, потому как это то, что мы можем встретить по соседству». (Остин, 20.12.00).



«Я уверен, что люди и рыбы могут вести мирное сосуществование». (Сагино, 29.09.00).



Внешняя политика:



«Мы потеряли много времени, стараясь говорить с Африкой по справедливости. Африка - это нация, страдающая от немыслимого заболевания». (Из выступления на пресс-конференции, 14.09.00).



«Я беседовал с новым президентом Мексики Висенте Фоксом (Vicente Fox) о поставках нефти Соединенным Штатам. Таким образом мы не будем зависеть от поставок нефти из-за рубежа». (Первые президентские дебаты, 10.03.00).



«Проблема французов заключается в том, что у них нет слов для антрепренеров (деловых людей - прим. пер.)» (Из дискуссии с Блэром).



«У вас тоже есть негры?» (Вопрос к президенту Бразилии Фернандо Кардозо, штат Сан-Пауло, 28.04.02).



«В конце концов, неделю назад Ясир Арафат (Yasir Arafat) находился в окружении в своем дворце в Рамалле, дворце, который явно был наполнен немецкими пацифистами и им подобными людьми. Теперь они ушли. Теперь Арафат спокойно может всем демонстрировать, что он лидер, и что он может управлять людьми». (Вашингтон, 02.05.02).



«Большая часть импортируемых товаров поступает к нам из колоний». (NPR's Morning Editing, 26.09.00).



«Я понимаю, что волнения на Ближнем Востоке приводят к волнениям во всем регионе». (Вашингтон, 13.03.02).



«Моя поездка в Азию начинается в Японии по очень важной причине. Она начинается здесь, потому как вот уже на протяжении полутора веков Америка и Япония составляют самый крепкий и самый продолжительный из всех союзов новейшего времени. Из этого союза родилась эра мира в тихоокеанском регионе». (Токио, 18.02.02).



Умберто Эко - писатель и семиолог.

---

Про мультимедийное общество и его будущее

Допустим, вы не в курсе насчет подвига Умберто Эко, написавшего "Имя

розы" -- постмодернистский бестселлер (на сегодняшний день продано 17

миллионов экземпляров), действие которого происходит в XII веке в одном из

монастырей. Допустим, вы не слыхали о том, что Эко писал свой роман, не

прекращая работы в качестве университетского профессора, читая студенческие

курсовые, составляя лекции, выступая на международных конференциях и ведя

колонку в итальянском еженедельнике "Эспрессо". Допустим, вы не подозревали,

что бодрый шестидесятипятилетний семиотик является также литературным

критиком, памфлетистом и действующим политиком. Умудрившись не знать всего

вышеперечисленного, вы тем не менее наверняка слышали, что Эко -- тот самый

парень, который ввел в обиход пресловутую метафору про "Макинтош" и DOS.

Вы,конечно, не могли не слышать, что в одной из своих колонок он

первым высказался насчет "программного раскола" между пользователями "Макинтоша" и

оперативных систем DOS. Мак, утверждал Эко, -- это католическая система,

поскольку оснащена "роскошными иконками" и каждому обещает Царствие Небесное

(или, по крайней мере, его аналог -- "момент, когда ваш документ выйдет на

свет божий из принтера") через серию довольно несложных действий. DOS, в

свою очередь, -- программа протестантская: "она допускает свободную

интерпретацию Священного Писания, требует принятия ответственных

персональных решений... и постулирует, что спасение гарантировано не

каждому". В свете этой же логики Windows становится "расколом в англиканском

духе -- с торжественными храмовыми ритуалами и без всякой возможности

тайного возврата в DOS для произведения какой-либо желаемой модификации". (В

ответ на просьбу расшифровать свою метафору Эко назвал Windows 95 "чистейшим

и целомудреннейшим католицизмом. Windows 3.1 была еще

англиканско-католической программой, a Windows 95 чистопородно англиканская,

включающая в литургию шесть "Две, Мария" и гимны Материнской Церкви в

Сиэтле".) Эко впервые прославился в начале 60-х как пародист. Подобно всем

лучшим сатирикам, он постоянно был раздираем противоречивыми чувствами --

негодованием на безмерность человеческой глупости и отеческим сочувствием к

малым сим. Но пусть вас не обманывает его благодушная внешность доброго

дедушки. Уже в конце 50-х, когда еще никто слыхом не слыхивал про Ролана

Барта, Эко, с подобающей серьезностью относясь к современной культуре,

подробно анализировал стриптиз и поведение телеведущих. Ему принадлежит

тезис о том, что любой текст в такой же мере творится читателем, в какой и

автором, тезис, ставший в середине 70-х общим местом на кафедрах филологии

американских университетов и развернувшийся в дискуссии о месте текста в

кибер-пространстве и о том, кому же он в конце концов принадлежит. Следует

помнить, что дорогу всем этим рассуждениям проложил Умберто Эко, обнародовав

свои тезисы в манифесте 1962 года "Открытый опус" (Opera aperta). Эко

продолжает оттачивать интеллект, осмысляя информационную революцию, сместив

фокус своего интереса с духовной сущности программного обеспечения к

политическим коннотациям технологии. Он, в частности, сосредоточился на так

называемой "Мультимедийной Аркаде" (Multimedia Arcade). На первый взгляд

этот проект может показаться чем-то вроде CD-ROMнoй игры, но замысел Эко

гораздо амбициознее -- с помощью "Аркады" он предполагает изменить общество,

в котором мы живем. В ней расположится публичная мультимедийная библиотека,

компьютерный тренировочный центр и вход в Сеть (Net). Все это будет

находиться под эгидой городского совета города Болонья. Здесь за

символическую плату местные жители смогут получить доступ в Сеть, послать

сообщение по электронной почте, ознакомиться с новой программой или просто

побалдеть в кибер-кафе. Открытие комплекса назначается на конец 1997 года.

Он будет иметь 50 терминалов, объединенных в единую сеть с быстрым сетевым

сообщением, обслуживаемую персоналом преподавателей, техников и

библиотекарей. Предпосылка этой акции проста: если Всемирная Паутина

представляет собой неотъемлемое право каждого, следовательно, доступ к ней

должен гарантироваться всем гражданам города. Если мы не уповаем на свободу

рынка, когда учим своих детей читать, почему же мы должны полагаться на него

в том, чтобы приучить детей к пользованию Сетью? Эко видит Болонезский

эксперимент как пилотный в деле всенационального и -- почему бы нет? --

всемирного распространения публичных библиотек высокой технологии. Обратите

внимание: автор идеи -- человек, в котором жива старомодная европейская

гуманистическая вера в библиотеку как модель справедливого общества и

духовного возрождения, человек, некогда провозгласивший, что "библиотеки

могут занять вакансию Бога".







Ли Маршалл. Вы упомянули, что замысел нового проекта

"Мультимедийная Аркада" непосредственно связан с демократизацией

кибер-общества...



Умберто Эко. У меня велико опасение, что мы движемся в сторону

условного 1984 года, где место оруэлловских пролов займут пассивные,

телезависимые массы, не имеющие доступа к этому новому инструменту и не

умеющие им пользоваться, даже если возникнет в том необходимость. Над ними

располагается класс мелкобуржуазных пассивных пользователей -- конторских

служащих, диспетчеров в аэропортах и т.п. И, наконец, пирамиду увенчивают

хозяева игры -- номенклатура, в самом советском смысле слова. Это уже не

будет класс в его традиционном марксистском виде; в номенклатуру могут

входить как хулиганы-хакеры, так и чиновники с высоким положением. Одно у

них будет общим: знание, обеспечивающее контроль. Наша задача -- создать

массовую номенклатуру. Понятно, что теперь наиболее высоко разработанные

модемы, межбиблиотечная компьютерная связь, самое продвинутое "железо"

находятся вне доступности широких масс, тем более что компьютерную базу

приходится обновлять каждые полгода. Так что давайте обеспечим народу

бесплатный или хотя бы по цене телефонной связи доступ в Сеть.



Ли Маршалл. А почему бы не оставить демократизацию Сети на

попечении рынка -- я имею в виду падение цен в результате ожесточенной

конкуренции?



Умберто Эко. Взгляните на это вот с какой стороны: когда Бенц и

прочие изобрели автомобиль, они представить себе не могли, что в один

прекрасный день рынок затопит мощный вал фордовской модели "Т", что

произошло сорок лет спустя. Как заставить людей пользоваться средством

передвижения, которое, простите за каламбур, им не по средствам? Очень

просто: предоставьте в их распоряжение возможность поминутной аренды

автомобиля и назовите его "такси". Именно это новшество дало массам доступ к

новой технологии и позволило индустрии производства расшириться до тех

пределов, в которых стало возможным появление модели "Т". В Италии рынок

Сети еще очень узок, у нас только около трехсот тысяч постоянных

пользователей, это незначительная цифра. Но при наличии муниципальных

терминалов, оснащенных самым современным, самым мощным оборудованием, мы

сможем говорить о вступлении в ту фазу развития, которую можно сравнить с

эпохой внедрения на рынке модели "Форд Т".



Ли Маршалл. Вы всерьез верите в то, что механики и домохозяйки

ринутся в "Мультимедийную Аркаду"?



Умберто Эко. Не сразу, разумеется. Когда Гутенберг изобрел

печатный станок, рабочий класс не бросился подписываться на отпечатанную им

Библию. Но через сто лет простой люд ее уже читал именно в этом виде.

Вспомните также и Лютера. Несмотря на сплошную безграмотность, его перевод

Нового Завета циркулировал во всех слоях немецкого общества XVI века. Нам

нужен Лютер Сети.



Ли Маршалл. В чем же специфика "Мультимедийной Аркады"? Чем она

отличается от обыкновенного кибер-кафе на госбюжете?



Умберто Эко. Во-первых, нам не хочется проводить весь досуг,

околачиваясь в приемных итальянского правительства. Во-вторых, рассчитываем

воспользоваться преимуществами средиземноморской культуры. Англосаксонские

кибер-кафе устроены по типу пип-шоу, потому что англосаксонский бар --

место, куда приходят пестовать свое одиночество в компании себе подобных.

Образцом же "Мультимедийной Аркады" послужила итальянская остерия. Это

найдет отражение в самой структуре этого учреждения; у нас, например, будет

гигантский экран для всеобщего обозрения, куда индивидуальные навигаторы

будут выводить сайты, которые представляются им наиболее интересными. Мне

кажется довольно бессмысленным держать на линии 80 миллионов человек, каждый

из которых занят одним и тем же -- беседой с призраками. Одна из главных

задач "Аркады" -- вытащить людей из их домов и -- почему бы нет? -- бросить

их в объятия друг друга. Может, мы даже назовем это не "Мультимедийной

Аркадой", a Plug'n'Fuck ("Возбудись и трахнись").



Ли Маршалл. А это коллективное видение не разрушит принципа

"один компьютер -- один пользователь"?



Умберто Эко. Я пользователь, и у меня восемь компьютеров. Так

что у этого правила есть исключения. Во времена Леонардо действовало правило

"один пользователь -- одна картина". То же самое, когда был произведен

первый граммофон. А сейчас мы сообща рассматриваем картины и слушаем

музыкальные записи.



Ли Маршалл. Как бы там ни было, большинство американцев

согласятся с тем, что модем -- место вхождения в новую фазу цивилизации.

Европейцы видят в компьютере, скорее, предмет домашнего обихода, вроде

электробритвы или посудомоечной машины. Между двумя континентами существует

как бы "разрыв по линии энтузиазма". За кем, по-вашему, больше правды?



Умберто Эко. Точно так же было с телевидением, которое несколько

лет назад достигло в Штатах критической массы, прежде чем начался его бум

здесь. Но вот что характерно: триумф американской культуры и американского

способа кино- и телепроизводства не будет иметь повторения с Интернетом. С

год назад сайты не на английском языке можно было перечесть по пальцам. А

теперь во Всемирной Паутине то и дело натыкаешься на норвежские, польские и

даже литовские сайты. И это чревато любопытными последствиями. Американцы,

конечно, обнаружив нужную информацию на незнакомом языке, не кинутся учить

норвежский, но призадумаются. Начнут размышлять о необходимости познавать

другие культуры, иные точки зрения. Это один из парадоксов

антимонополистской природы Сети: контролировать технологию -- не значит

контролировать информационные потоки.



Ли Маршалл. Вы открыто поддерживали итальянское правительство

нового левого центра во время предвыборной кампании 1996 года. Но потом

говорили, что вы отклонили предложенный вам пост министра культуры. Почему?



Умберто Эко. Потому что когда заходит разговор о министре

культуры, хочется уточнить, что понимается под словом "культура". Если оно

относится к эстетическим продуктам прошлого -- картинам, старинным зданиям,

средневековым манускриптам, -- я всецело за государственную поддержку. Но

этим у нас занимается министерство наследия. Остается "культура" в смысле

творчества -- и тут я вряд ли смогу возглавлять коллектив, который пытается

субсидировать и вдохновлять творческий процесс. Творчество может быть

только анархичным, живущим по законам капитализма и выживания сильнейших.



Ли Маршалл. В 1967 году вы написали нашумевшее эссе "К

семиологической партизанщине благосостояния", в котором утверждали, что

главной мишенью культурной партизанщины является не телестудия, а диван

телезрителя. Иначе говоря, если вы хотите вооружить народ инструментом

критического восприятия сообщения, то сами сообщения утратят свою силу

политического воздействия. Какой критический инструментарий вы имели в виду

-- тот же самый, который помогает нам читать Флобера?



Умберто Эко. Речь идет о простейших навыках. Благодаря практике

я при входе в книжную лавку мгновенно разберусь, где что лежит. С одного

взгляда на корешок книги я догадаюсь, что в ней заключено. Если на корешке

стоит эмблема Гарвардского университета, значит, это не бульварный роман.

При вхождении в Сеть я таким навыком не обладаю.



Ли Маршалл. Как будто вы вошли в магазин, где книжки свалены

кучей на полу.



Умберто Эко. Вот именно. Как мне разобраться с этой кучей? Я

должен ознакомиться с основными этикетками. Но тут возникают проблемы. Я

щелкаю "мышкой" на значке URLB, который заканчивается кодом . indiana, edu.

Я предполагаю, что имеется в виду университет Индианы. Черта едва: значок

меня обманывает, за ним не скрывается ничего, что имело бы отношение к

образованию. Путь приходится нащупывать вслепую. Следует овладеть

семиотическими навыками, которые позволят отличить пасторальную поэзию от

сатиры, научат отделять зерна серьезных философских проблем от плевел

всяческого безумного бреда.





Позавчера я просматривал сайты неонацистов. Если целиком полагаться на

алгоритм поиска, можно сделать вывод, что степень фашизации зависит от

частотности употребления слова "наци". В то время как чаще всего оно

употребляется как раз в антифашистских сайтах.





Ориентироваться в этих дебрях учишься методом проб и ошибок или

постоянно обращаясь за советом к более продвинутым пользователям. Но самый

эффективный способ -- находиться в таком месте, где тебя окружают люди с

разным уровнем компетентности, с разным опытом пребывания в Сети. Эту

ситуацию можно сравнить с опытом студента-первокурсника: никто не

предупредит его в канцелярии о том, что ходить на лекции профессора

такого-то -- попусту тратить время, но уж собратья-второкурсники не замедлят

поделиться с ним информацией на этот счет в университетской столовке.



Ли Маршалл. Модернизм имел свой якорь, взять хотя бы тот же

роман. Можно ли провести какое-то сравнение с Сетью по этой линии? Может

быть, если бы Джойс имел возможность впутаться во Всемирную Паутину, он

написал бы не "Поминки по Финнегану", а "Унесенные ветром"?



Умберто Эко. Нет, скорее наоборот. Если бы Маргарет Митчелл

попала в Паутину, она написала бы "Поминки по Финнегану". И вообще Джойс,

можно сказать, всегда пребывал в Сети. И никогда из нее не выходил.



Ли Маршалл. Но разве не изменился сам опыт писательства в век

гипертекста? Согласны ли вы с Майклом Джойсом, утверждающим, что авторство

становится "чем-то вроде бесконечной джазоподобной истории"?



Умберто Эко. Не вполне. Вы забыли о том, что один существенный

технологический сдвиг в способе, которым писатель доверяет свои мысли

бумаге, произошел раньше. То есть сможете ли вы определить, исходя из

анализа текста, как он был написан -- ручкой или на машинке?



Ли Маршалл. О'кей. Допустим, что средство выражения в очень

незначительной мере влияет на конечный продукт, но что вы скажете касательно

тезиса Майкла Хейма, что словорождение меняет наше отношение к написанному

слову, размывает озабоченность конечным продуктом и стимулирует к

переорганизации идей, приобретающих материальное выражение на дисплее, а не

в сознании?



Умберто Эко. Я об этом очень много писал. То есть о том влиянии,

которое произвела на латинский синтаксис набивка на клавиатуре, о природе

психологических взаимоотношений между ручкой и компьютером как инструментов

писания, о влиянии, которое, по-видимому, оказывает компьютер на

сравнительную филологию.



Ли Маршалл. Предположим, вы используете компьютер для рождения

вашего очередного романа; каковы будут ваши действия?



Умберто Эко. Я отвечу вам цитатой из собственного эссе, которое

я недавно закончил для антологии Come si scrive un romanzo ("Как написать

роман"),выходящей в издательстве Bompiani. "Я просканировал бы с сотню

романов, не меньшее количество научных текстов. Библию, Коран, несколько

телефонных справочников (в них содержится огромное количество имен

собственных). Все вместе это составляет примерно миллион двести тысяч

страниц. Потом я заложил бы какую-нибудь простую, случайно подвернувшуюся

программу, чтобы все это смешать и произвести в этом меланже кое-какие

изменения. Например, можно убрать оттуда все буквы А. Тогда у меня получился

бы роман-липограмма. Следующий шаг -- вывести все это на принтер и

внимательно прочесть несколько раз, выделяя наиболее важные пассажи. Потом

погрузить продукт в трейлер и отвезти на ближайший мусоросжигающий завод. И,

глядя, как все это горит синим пламенем, я сидел бы поддеревом с карандашом

в руке, праздно размышляя, покуда в голову не придет пара строк,

заслуживающая того, чтобы занести их на бумагу. Например: "Луна плывет

высоко в небе -- лес шумит".На первый раз наш роман вряд ли сможет

конкурировать с хайку. Но это не имеет значения. Главное -- начать.



Ли Маршалл. В чем суть ваших нападок на Маршалла Маклюэна? Вы

писали, что роль метафоры "глобальная деревня" незаслуженно преувеличена,

что "истинная проблема заключается, наоборот, в том, что электронное

общество -- общество одиноких людей". Вы считаете, что философия Маклюэна

слишком легковесна для той славы, которую ей раздули?



Умберто Эко. Маклюэн не был философом, он был социологом с очень

тонко развитым нюхом. Будь он жив сейчас, вероятно, писал бы книги,

противоречащие тому, что он утверждал тридцать или сорок лет назад. Так или

иначе, но его пророчество насчет "глобальной деревни" оправдалось лишь

частично, "конец эры Гутенберга" не оправдался вовсе, а самый знаменитый

афоризм -- The medium is the message, еще кое-как применимый к телевидению,

совсем не работает применительно к Интернету. Ну, может, еще поначалу, когда

ищешь тропу к слову "дерьмо", потом к слову "Водолей", а потом к "дерьмо и

Водолей", тут уж наверняка "medium" будет "message"-eM. Но когда начинаешь

пользоваться Интернетом всерьез, далеко не все редуцируется к факту

собственного существования, как в случае телевидения. В конце концов, все

сводится к проблеме внимания: нельзя пользоваться Интернетом рассеянно, как

смотрят телевизор или слушают радио. Можно перебирать сайты Паутины, но

нельзя заниматься этим с небрежностью заппин-ra -- хотя бы потому, что

небрежность здесь стоит денег.



Ли Маршалл. В вашем заключительном слове на недавнем симпозиуме,

посвященном будущему книги, вы отметили, что "конец гутенберговой

галактики", провозглашенный Маклюэном, есть, в сущности, парафраз мрачного

пророчества из "Собора Парижской Богоматери" Виктора Гюго, когда, сравнивая

книгу со своим обожаемым собором, Фролло говорит: "Ceci tuera cela" ("Она

это убьет") -- книга убьет собор, алфавит убьет икону. Произошло это?



Умберто Эко. Собор утратил некоторые свои функции, многие из

которых были переданы телевидению. Но он же принял на себя и новые функции.

Я тысячу раз писал про то, что фотография взяла на себя главные функции

живописи: запечатление человеческих образов. Но она тем самым не убила

живопись, вовсе нет. Она освободила ее, позволила пойти на риск. Причем

художники и по ею пору могут писать портреты, это им не возбраняется.



Ли Маршалл. Может быть, такого рода заключения -- наша

импульсивная реакция на каждый новый зигзаг технологии?



Умберто Эко. Это дурная привычка, которую человечество вряд ли

когда-либо изживет. Вроде старого клише насчет неизбежного декаданса в конце

каждого века или возрождении с началом нового. Это один из способов

организации истории, чтобы она удовлетворила той или иной догме.



Ли Маршалл. Но искусственное деление времени может возыметь свой

эффект на коллективное сознание. Вы изучали страх конца, который приобрел

массовый масштаб в Х веке. Может, теперь нас точно так же обуяла неуместная

вера в новый круг времен, связанный с брезжущей зарей дигитального

тысячелетия?



Умберто Эко. Века и тысячелетия -- случайные вехи; не надо быть

медиевистом, чтобы убедиться в этом. Но и в самом деле синдромы упадка либо

возрождения обычно возникают вокруг символических временных вех. В конце XIX

века Австро-Венгрия страдала от синдрома заката империи; есть даже мнение,

что именно это обусловило ее конец в 1918 году. Но в действительности этот

синдром не имел никакого отношения к fin de siecle: Австро-Венгрия

распалась, потому что император перестал быть авторитетом для своих

подданных. Следует различать массовые иллюзии и фундаментальные причины.



Ли Маршалл. Случись вам странствовать во времени, вы направились

бы назад или вперед? И на какое количество лет?



Умберто Эко. А вы, сэр, случись вам задать этот вопрос кому-то

другому, кого бы выбрали в собеседники? Но если серьезно, то в прошлое я

уже путешествовал -- разве вы не читали мои романы? Что же касается будущего

-- разве вы не прочли это интервью?

---

От мобильника к истине ("La Nacion", Чили)

Умберто Эко (Umberto Eco), 21 октября 2005

Вокруг нового человеческого вида, 'гомо мобилис' или 'гомо целлюлярис', можно выстраивать пессимистичные, парадоксальные, и, следовательно, вполне правдоподобные умозаключения. Это хороший предмет для умных дискуссий.



В своей предыдущей колонке, в воскресном приложении к 'La Nacion' от 25 сентября этого года, я упоминал книгу Маурицио Феррариса 'Ты где? Онтология мобильника' (Maurizio Ferraris, 'Dove sei? Ontologia del telefonino'), показывающую радикальные изменения, которые происходят в нашем образе жизни из-за мобильных телефонов. Настолько, что последние уже стали интересным 'с философской точки зрения' объектом.



Вобрав в себя функции электронной записной книжки и небольшого компьютера с доступом в Интернет, мобильник все меньше напоминает средство устного общения и все больше трансформируется в инструмент письма и чтения. В этом качестве он стал универсальным средством записи, а Феррариса, как большого поклонника Жака Дерриды (Jacques Derrida), очень привлекают такие слова, как 'письмо' и 'запись'.



Первые сто страниц этой 'антропологии' мобильника захватывают внимание даже несведущих читателей. Есть существенная разница между разговором по телефону и разговором по мобильному. По телефону всегда можно было спросить, дома ли такой-то, в то время как по мобильному, за исключением случаев его пропажи, мы всегда знаем, кто именно отвечает, и доступен ли данный человек в эту минуту. А это меняет сферу нашей частной жизни.



С обычным телефоном, тем не менее, мы всегда знали, где находится наш собеседник, а сейчас задаемся вопросом, где он может быть. Забавно, что в ответ мы можем услышать 'Я у тебя за спиной', и эти слова, если он является абонентом компании из какой-то другой страны, облетят всю планету, пока не дойдут до нас. Проблема в том, что мне неизвестно, где находится сейчас тот, кто отвечает на мой звонок, а телефонная компания прекрасно знает, где мы оба. То есть, возможность ускользнуть из-под индивидуального контроля сочетается с абсолютной прозрачностью наших передвижений для Большого Брата (оруэлловского, а не телевизионного).



Вокруг нового человеческого вида, гомо мобилис ('homo mobilis') или гомо целлюлярис ('homo cellularis'), можно выстраивать пессимистичные, парадоксальные, и, следовательно, вполне правдоподобные умозаключения. Это хороший предмет для умных дискуссий. Меняется, например, сама динамика взаимодействия между собеседниками А и Б, чье общение уже не ограничивается рамками двух человек, поскольку их разговор может быть прерван мобильным вторжением собеседника В, и, как следствие, взаимодействие между ними будет развиваться прерывисто либо сойдет на нет. Таким образом, главный способ соединения - постоянное собственное присутствие для других людей, и наоборот - становится в то же самое время способом разъединения: собеседник А соединен со всеми, кроме собеседника Б.



Из оптимистичных рассуждений мне импонирует отсылка к драме Живаго, который после многолетней разлуки видит Лару из окна трамвая (помните финальную сцену фильма?), но не успевает соскочить вовремя и умирает. Будь у них мобильные, концовка была бы счастливой?



Феррарис затрагивает в своем анализе и новые перспективы, открывшиеся перед нами благодаря мобильнику, и связанные с ним же потери, в первую очередь, невозможность побыть в одиночестве, подумать в тишине о собственной жизни, выключиться из настоящего времени. Преобразования не всегда приносят свободу.



Ближе к середине книги, Феррарис переходит от мобильника к дискуссии на темы, которые особо занимали его в последние годы, среди них, полемика со своими учителями, - от Хайдеггера (Heidegger) до Гадамера (Gadamer) и Ваттимо (Vattimo), - по поводу постмодернизма в философии. Он не соглашается с тем, что существует лишь интерпретация фактов, а не сами факты, и яростно отстаивает познание 'adaequatio', то есть, как отражение природы. Бедный Рорти (Rorty)! Естественно, со множеством нюансов, но, к сожалению, я не в состоянии уследить за тем, как Феррарис выстраивает шаг за шагом особую концепцию реализма, которую он именует 'слабым текстуализмом'.



Как переходят от мобильника к вопросам об истине? Делая различие между предметами физическими (такими как стул или вершина Монблана), мысленными (например, теорема Пифагора) и социальными (Конституция или необходимость платить по счету в баре). Две первых разновидности предметов существуют также вне пределов нашего волеизъявления, в то время как третья начинает, скажем, 'действовать' только после того, как происходит определенная запись, регистрация.



И поскольку Феррарис пытается выстроить некую 'натуральную' форму этих социальных записей, мобильник предстает в качестве универсального инструмента любой записи.



Было бы интересно поспорить со многими утверждениями этой книги. Например, с теми страницами, которые посвящены различиям между записью (а таковой является любая выписка из банка, любой закон, любой сбор сведений личного характера) и коммуникацией.



Идеи Феррариса по поводу записей крайне интересны, а вот его мысли по поводу коммуникации всегда отличались несколько общим характером (словно он купил их в 'Икее', если использовать против него сравнение из написанных им же самим когда-то памфлетов). Но отведенное этой колонкой пространство не позволяет мне пускаться в детальные философские размышления. Кто-то из читателей спросит себя, а стоило ли размышлять о мобильном телефоне, чтобы в итоге прийти к выводам, которые можно было сделать точно также исходя из концепций письма или 'подписи'.



Философ, разумеется, вправе начать свои размышления хоть с червя, а затем построить метафизическую теорию, но самый интересный аспект этой книги, вероятно, заключается не в том, что мобильник позволил Феррарису создать онтологический труд, а то, что его онтология позволила ему самому и нам с вами лучше понять мобильник.

---

Тифэрет 98

- Не хочу вам мешать, прошу вас, сидите. Не имею права прерывать

совещание. Хотел бы только предупредить нашу дорогую Лоренцу, что я нахожусь

в другом конце коридора, у господина Гарамона. И надеюсь, у меня есть

возможность пригласить ее в полдень на рюмку шерри в мой кабинет.

В его кабинет! На этот раз Бельбо вышел из себя. По крайней мере

настолько, насколько у него получалось выходить из себя. Дождавшись, когда

Алье закрыл за собой дверь, он сквозь зубы процедил:

- Ma gavte la nata!

Лоренца, которая все еще махала рукой вслед Алье, с веселым видом

поинтересовалась, что это значит.

- Это на туринском диалекте. Означает: "вытащи свою пробку" или, если

тебе так больше понравится, "извольте вытащить вашу пробку". Когда имеешь

дело с чванливой и высокомерной особой, то предполагается, что ее раздувает

от собственной спеси, словно воздушный шар, и что все это самомнение и спесь

держат ее тело в надутом состоянии благодаря вставленной в сфинктер пробке,

которая обеспечивает все это аэростатическое величие, а значит, предложив

собеседнику ее вытащить, вы хотите, чтобы он выпустил из себя воздух, чему

нередко сопутствует пронзительный свист и уменьшение внешней оболочки до

жалкого состояния истощенного, бескровного призрака былого величия.

- Я не знала, что ты настолько вульгарен!

- Теперь будешь знать!

---

Почему по кончине одного задания всегда появляется другое?

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

На градуснике -2. Но из-за ветра и влажности почти 100% в прогнозе написано "чувствуется как -15"

Достаю дубленку.

---

Тест. Результаты. Взяла у Аmа.





ОСНОВНАЯ ИНТЕPПPЕТАЦИЯ:



ПЕРВИЧНЫЕ ФАКТОРЫ (постоянно проявляющиеся):

Шизотимия: кpитичный, эмоционально сух,скpытен,обособлен, холоден.

Высокий IQ: сообразительный, обучаем, интеллектуальный.

Доминирование: властный, напоpистый, упрямый, настойчивый, непpеклонный.

Социальная смелость: снижено чувство опасности, пpедпpиимчивый, авантюрен.

Подозрительный: ревнивый, высокомерен, догматичный, соpевновательный.

Наивность: простой, естественный, пpямой, непосредственный, непpоницательный.

Независимость: находчивый, независим от гpуппы, самостоятельный, pешительный.

ЛАТЕНТНЫЕ ФАКТОРЫ (имеющие тенденцию к проявлению):

Англоман: склонен к самоанализу, серьезный, остоpожный, сдерживает эмоции.

Высокая суперэго-сила: моралист, имеет чувство долга, дисциплинированный.

Мужественность: суровый, спартанец, несентиментальный, выносливый.

Чувство вины: тревожный, подавленный, обеспокоенный, депpессивный.

Pадикализм: экспериментатор, аналитик, свободномыслящий.

Высокая эрго-напряженность: возбудимый, напряжение базальных потребностей.

ВТОРИЧНЫЕ ФАКТОРЫ (интегративные свойства):

Реактивная уpавновешенность. Эмоционально сбалансирован.

Независимый. Самоопределяемый, критичный, оказывает влияние на других.



ДОПОЛНИТЕЛЬНАЯ ИНТЕРПРЕТАЦИЯ:

ИНТЕЛЛЕКТ: ВЫСОКИЙ ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫЙ ПОТЕНЦИАЛ. СПОСОБЕН К ТВОРЧЕСКОЙ РАБОТЕ

ЭМОЦИИ: СРЕДНИЙ УРОВЕНЬ СТРЕССОУСТОЙЧИВОСТИ. ВОЗМОЖНЫ ЭМОЦИОНАЛЬНЫЕ СРЫВЫ

ВОЛЯ: ХОРОШО РАЗВИТАЯ СИЛА ВОЛИ. ЦЕЛЕУСТРЕМЛЕН, НАСТОЙЧИВ

МОРАЛЬ: МОРАЛЬНЫЕ НОРМЫ УСВОЕНЫ ДОСТАТОЧНО ХОРОШО

ЛИДЕРСТВО: РЕАЛЬНЫЙ ИЛИ ПОТЕНЦИАЛЬНЫЙ ЛИДЕР. СКЛОНЕН К РУКОВОДСТВУ

ОБЩЕНИЕ: СЛАБО КОММУНИКАТИВЕН. ОБЩЕНИЕ СУГУБО ИЗБИРАТЕЛЬНОЕ

СТИЛЬ РАБОТЫ И ПРОФЕССИОНАЛЬНЫЕ ПРЕДРАСПОЛОЖЕННОСТИ: СКЛОНЕН К НАУЧНО-ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКОЙ РАБОТЕ.

МОТИВАЦИЯ: СВЕРХВЫСОКАЯ МОТИВАЦИЯ. ВОЗМОЖНО, БОЛЕЗНЕННО ЧЕСТОЛЮБИВ



КЛИНИЧЕСКАЯ ИНТЕРПРЕТАЦИЯ:

ПСИХОПАТИЗАЦИЯ ПО "EP" ТИПУ!

БОЛЬШАЯ ВЕРОЯТНОСТЬ "PA" РАССТРОЙСТВ

---

Поставила в оформление дневника павлиньи перья. Ярко, а люблю.

---

Нужно ехать в чешское посольство. Город алхимиков - Прага ждет.

@музыка: Sarah Brightman - Eden